Денис Мацуев одарил Омск музыкальной вакциной

«Я всегда говорил, что классическая музыка — это терапия, это вакцина, — «самый громкий и самый быстрый пианист отечества» бросал в зал с главной сцены Омской филармонии простые истины. — И если бы у меня в руках был бокал шампанского, я бы предложил выпить за «святую к музыке любовь» и за Сибирь, потому что и сам сибиряк».

…Чёрные «мерины» взяли Концертный зал в кольцо, «предбанник» гудел, фойе бурлило, и к рамкам подлетать мешала гора культурных тел.
— Чё вы сегодня не в своём коттедже?

— Дык, Мацуев приехал!

Все на Мацуева!
Кумир публики неизменно собирает в Омске аншлаги. Тут тебе и бизнес-сообщество, и светила омской медицины, и культурная прослойка. А ещё — домохозяйки, пенсионеры и люди науки. И неважно, чьими сочинениями разговляться будем: Петра Ильича, Дмитрия Дмитриевича или Людвига Ивановича.

Господа министры вытряхнули моль из смокингов и в едином порыве с народными массами устремились «к разумному, доброму, вечному». И только губернатору срочная командировка помешала насладиться «пальцеломно-виртуозным» искусством Дениса Мацуева.

Оставь свой дешёвый парфюм на входе всяк входящий в холл, где в непримиримой дуэли сошлась вся охмурительная мощь омских супермаркетов. Могучий «гуччи» перебивал молодящуюся «шанель», вызывающий «мюглер» задирал меланхоличную «нину риччи», а утончённый «армани» растворялся в «боХатом» «гермесе».

Модный горох, нестареющая классика «белый верх — тёмный низ», горжетки а-ля Надя Крупская и, конечно, масочки — всевозможных цветов и форм, включая медведя чернобурого. Человек-медведь тоже любит творчество Дениса Мацуева.

А кто его не любит?!
…
Громада Мацуева так завалена метафорами и эпитетами, что пробиться к ней невозможно, чтобы не захлебнуться в общих отработанных словах.

Всенародно любимый, ни капли звёздности и снобизма, Денис Леонидович Мацуев, он — свой и до боли родной музыкант. Народ раз и навсегда полюбил его эмоциональную игру с полуприкрытыми веками, закушенными губами и выразительной мимикой. И вот с этим коронным жестом — отдёрнуть руку от клавиш, словно от удара током, откинуться влево, и вновь заиграть с удесятерённой мощью.

В переполненном зале ещё не выветрился гром вчерашних аплодисментов, а публика уже неистово приветствовала Дмитрия Васильева, академический симфонический и солистов из столицы нашей Родины: Бориса Андрианова (виолончель) и Гайка Казазяна (скрипка).

Бетховен не стар — он суперстар.
Первое отделение открыли увертюрой Бетховена «Творение Прометея или власть музыки и танца», ибо праздничный концерт-закрытие IV зимнего фестиваля «Белая симфония» счастливо совпал с днём рождения венского классика.

Бетховену — двести пятьдесят, но никто не даст ему столько. Людвиг ван, или, как любовно зовут его в России, Людвиг Иванович — гениальный композитор, который, несмотря на прогрессирующую глухоту, изменил музыкальный ландшафт Европы, оставив потомкам что сыграть, что послушать, над чем подумать; человек, который любил сыр, кофе, «Одиссею» и яичницу из десяти яиц.

Для большего вдохновения он окунал голову в ледяную воду или обливался ею весь. Из-за этого одежда часто была мокрой насквозь, и Бетховен подолгу ходил по комнате и сушился. А к тому моменту, когда рубашка и панталоны высыхали, в голове рождался… Третий фортепианный концерт до минор.

Коллега Бетховена Карл Мария фон Вебер выражал сомнение, что минорные концерты вообще способны «дойти до слушателя». Но Бетховену по жизни было плевать, что о нём думает хоть барон Вебер, хоть Наполеон. Чтобы воплотить самые трагические и героические образы, композитор обращался именно к до минору. И «Патетическая» соната, и Пятая симфония написаны в этой тональности.

Не дышать!
Во втором отделении Денис Мацуев исполнил Концерт для фортепиано с оркестром №3, где Бетховен не оглядывается ни на Гайдна, ни на Моцарта, а заявляет о своей индивидуальности «во весь голос».

Играл музыкант приятным объёмным звуком, просто и вкусно. Зал замер. Никто никому не звонил, не переспрашивал, не кашлял. Дышать вообще не хотелось — хотелось лишь вслушиваться в мельчайшие оттенки piano, которыми маэстро жонглировал, как бог.

Меломану и обывателю г-н Мацуев подарил и накал страстей, и спокойную созерцательность, и пафос борьбы, и проникновенную лирику. И была светлая поэтичная вторая часть, и эффектный финал в стремительном темпе presto, исполненный с невероятной свободой и лихостью, что предсказуемо вызвало бурю аплодисментов.

Видение Шопена
— Я подумал, что мало вам сыграл, — признался музыкант публике. — Я сыграю вам Второй концерт Шопена.

Фа минорный концерт, написанный под влиянием чувств к одной женщине — Констанции Гладковской, а официально посвящённый другой (у мужчин так часто бывает) — Дельфине Потоцкой — вершина раннего периода творчества польского гения. Он не смог сказать о своей любви словами и написал исполненную нежности и страстного волнения музыку.

Зал так проникся игрой г-на Мацуева, что не удержался от аплодисментов между первой и второй частью концерта. Маэстро не оскорбился. Он всё понял, и, убрав руки на колени, милостиво позволил выразить свои восторги.

«Чувствительность прилична женщинам, у мужчины музыка должна высекать искры из души», — говорил Бетховен. И Денис Мацуев высекал искры из омского Steinway. И они разлетались на тысячи миль вокруг. Временами казалось, что у музыканта не две, а три руки. При том, что он играл только одной, а другую то прижимал к сердцу, то дирижировал.

В танцевальном финале над залом вознёсся сам Фридерик Шопен — мятущийся, нервный, влюблённый, восхитительно-лёгкий и головокружительно-нежный. Он закружил голову, понёс в вихре мазурки, обещая всем без исключения: старикам, детям, министрам и их красавицам-жёнам — весну, счастье, беспечную молодость и вечную любовь.

И, казалось, что оглохший Бетховен спустился с небес и прильнул к стенам филармонии, ослепший Бах присел на заметённые снегом ступеньки и тихонько насвистывает: «Там-та-ра-та-ра-там», а меланхолик Шопен безудержно хохочет: «Нежнее, господа немцы, ещё нежнее!»

…Последняя нота замирает на пальцах маэстро, и блестящие капли дрожат на его висках…

«Когда я смотрел из-за кулис в зал, то испытал огромное счастье, — признался музыкант омичам. — 15 марта я играл в пустом зале Чайковского, и этот концерт посмотрели в сети больше 4, 5 миллионов человек. Это был, наверное, самый сложный концерт в моей жизни. Но я не хочу, чтобы это повторилось.

За час до выступления я предложил сыграть Второй фортепианный концерт Шопена, который не был заявлен в программе. И маэстро Васильев согласился. Этот дирижёр и этот оркестр готовы к любым сумасшествиям в хорошем смысле этого слова. Здоровья всем вам. Жизнь продолжается!»

Переполненный зал ликовал вместе с представителями минздрава и Славой Шуголь. И все мечтали, чтобы таких вакцин было побольше.

Кто знает, ещё пара-тройка таких концертов в Омской филармонии, и день победы над коронавирусом не заставит себя долго ждать.

Автор:Оксана Дубонос

Фото:Вячеслав Андреев