Филармония-2: премьера через 75 лет
События, подобного случившемуся в Москве в минувшую субботу, у нас не было в течение 75 лет: сольным концертом Дениса Мацуева открылся новый крупный зал столичной филармонии — Филармония-2. Причем открылся на окраине города, что вдвойне необычно. «Труд» изучил преимущества и недостатки новой культурной площадки.
«Труд» уже рассказывал о новогодней встрече журналистов с директором Московской филармонии Алексеем Шалашовым («В «Филармонии-2» послушать Дениса Мацуева будет в два раза дешевле, чем в Зале Чайковского», 30.12.2014). Алексей Алексеевич с гордостью, но и с оттенком печали, напомнил о том, что целых 75 лет прошло с открытия в Москве главной филармонической площадки, носящей имя Чайковского. С тех пор не только филармония не обзаводилась новыми крупными залами (появление 480-местного «Оркестриона» несколько лет назад у метро «Новые Черемушки» было приятным, но все же локальным событием), но и город в целом не получал площадок с акустикой мирового класса. Например, много претензий к акустическим свойствам Московского международного дома музыки...
Концертный зал Олимпийской деревни на Юго-Западе известен с 1980 года, но на общем фоне столичных площадок никогда не выделялся ни качеством, ни репертуаром. Много нареканий вызывал и уровень спектаклей музыкального театра Владимира Назарова, который обитал в здании около десяти лет. Весной прошлого года госпроверка признала его работу неудовлетворительной, и Министерство культуры переподчинило площадку Московской филармонии, одной из наиболее успешных в стране.
Формально зал открылся в декабре, но настоящее открытие, с широкой публикой и, главное, со звездным солистом состоялось сейчас. Понятно, что ради такого случая филармония постаралась «добыть» своего самого востребованного музыканта — Дениса Мацуева.
И Денис сделал широкий ответный жест: не только исполнил свои «хиты», вроде «Времен года» Чайковского или Второй сонаты Рахманинова, но и показал новую крупную работу — «Крейслериану» Шумана«.
Само появление могучего, темпераментного, харизматичного Мацуева — уже залог успеха мероприятия. «Времена года» — давно и уверенно в пальцах музыканта. Пианист, которого некоторые эстеты считают сугубым виртуозом-темпачом, здесь доказывает, что интимная доверительность интонации Чайковского — точно такая же его естественная эмоциональная среда, как восторг стремительного полета рук над клавишами. Именно так, с бережно прослушанными подголосками, прозвучали «У камелька», «Баркарола», «Осенняя песня»... Хотя и тут — например, в «Святках» — пианист не давал нам забыть, что он — все-таки Мацуев, а не какой-то там вялый певец травоядного уюта: вальс летел так стремительно, что зазвучи он на реальной святочной вечеринке, танцоры бы ноги себе сломали.
«Крейслериана» — одно из глубочайших сочинений Шумана, здесь нет внешней сюжетной или портретной броскости, как, скажем, в «Карнавале», который давно и блестяще Денисом освоен. Зато полно шумановских гармонических «странностей», которые, всмотрись в них детально, покажутся едва ли не пришельцами из экспрессионистических опусов ХХ века. Сделать их внятными публике и в то же время не «споткнуться» на них, включить в общий поток романтически-страстного повествования об одинокой, не понятой окружением личности чудака-капельмейстера Крейслера — очень сложная и техническая (хотя для Мацуева нет технических преград), и главное — художественная задача. Денис с ней справился, выстроил драматургию всей многочастной, полной полярных контрастов получасовой фантазии. И нигде — ну почти нигде — не соскочил на «интонацию этюдов Листа», к чему, подозреваю, его помимо воли толкал изнутри огромный природный темперамент. Разве что чуть-чуть не хватило шумановской «сумасшедшинки» — вспомним, как откровенно сбивается с темпа музыка финала, скажем, в записи Евгения Кисина: так и видишь обиженного героя, которого словно послали — «Хромай отсюда!», — и он уходит вприпрыжку, все время запинаясь, жестикулируя, что-то доказывая невидимым противникам, которые давно о нем забыли...
Ну и бисы, эта отдельная мини-программа, где в микромасштабе музыкант должен проявить все то, о чем «говорил» с публикой весь предшествовавший вечер. А может, и предшествовавшую жизнь. Одной «Музыкальной шкатулки» Лядова было бы достаточно, чтобы опровергнуть стереотипное суждение о Мацуеве как сугубом технаре: более волшебного, исчезающего, но вместе с тем совершенно отчетливого звука я, кажется, не слышал в жизни вообще. Этот тихий завораживающий гармонический поток продолжился в соль-бемоль мажорном Экспромте Шуберта, вдруг вылился в скрябинский экстатический порыв (ре-диез минорный Этюд) и, конечно, получил эффектное завершение в знаменитой фантазии Мацуева на темы американской джазовой классики.
Наградой музыканту были не только шквальные аплодисменты, но и гора цветов, в том числе букеты от певицы и депутата Госдумы Марии Максаковой, министра культуры Владимира Мединского... И это тоже говорит о статусе события. В зале можно было видеть пианистку Екатерину Мечетину, кларнетиста Игоря Федорова, балерину Большого театра Екатерину Шипулину — думаю, редкий концерт собирает такую звездную публику.
Тут самое время вернуться собственно к залу. Назвать его решили именем Рахманинова, что, конечно, красиво, но немного странно, учитывая, что в Москве давно существует и весьма популярен у любителей классики Рахманиновский зал консерватории. Зато нет ни зала Прокофьева, ни зала Шостаковича — не менее великих, чем Рахманинов, русских композиторов.
После помпезного фойе с монументальной каменной мозаикой на не очень понятную тему (если не ошибаюсь, эти античные повозки, князья, шапки Мономаха и прочий пафос остались здесь еще от олимпийского концертного комплекса) зритель попадает в неожиданно уютное, почти камерное пространство, отделанное светлым деревом. Чем-то оно напомнило новый Концертный зал Мариинского театра в Петербурге.
А уж акустикой — точно с ним сравнимо: все эксперты, в том числе сам Денис Мацуев, признали качество высочайшим. «Словно играешь в Японии», — заметил Денис, а Япония известна как страна с самыми акустически совершенными залами. Хотя не удержусь от личного наблюдения: когда звучали одновременно все регистры фортепиано, то басы нередко заглушали верх диапазона (например, в «Мефисто-вальсе» Листа). Что это — недостаток нового, еще не обыгранного рояля «Стейнвей», или просчет исполнителя, или особенности самого зала? Ничего нельзя исключить, а что касается зала, так еще не все акустические приспособления установлены. Например, Алексей Шалашов говорил об акустической раковине американской фирмы Wenger, которую предстоит смонтировать на сцене. Пока же это обыкновенная коробка без каких-либо прикрас — только гладкие панели с кленовым покрытием изготовления шведской фирмы Gustavs.
Досадно, что в столь дорогом для филармонии детище оказались и неудобные для публики места. Так, автора этой заметки усадили на ближайшее к сцене кресло в верхней боковой ложе — но именно с него сцены не видно из-за торчащей вперед перегородки. Конечно, филармония — заведение, где прежде слушают, но и смотреть на исполнителя тоже хочется.
Наконец, о транспортной проблеме. Найти на выходе из метро «Юго-Западная» нужные вам 227-й, 667-й автобусы или 162-ю маршрутку без опытного гида практически невозможно, в этом крупном узле городского транспорта останавливаются десятки маршрутов. Как минимум филармонии следовало бы договориться с метрополитеном о подробных указателях на станции. Иначе прекрасная (и весьма недешево обошедшаяся государству) культурная инициатива разобьется об элементарное нежелание зрителей тащиться на неприветливый край города, да еще и на перекладных.
Сергей Бирюков
« назад