Денис Мацуев: Для артиста публика не должна делиться на свою и чужую

Темп жизни Дениса Мацуева трудно себе вообразить. Накануне он закрывал детский фортепианный конкурс в Астане, а уже на следующий день со своими молодыми звездными коллегами играл в Московской консерватории сложнейший, крайне редко исполняемый квинтет Танеева. Отыграв, бросил в сумку бутсы с гетрами и отправился на тренировку: в эти дни в Москве чемпионат мира по футболу среди артистов, а Мацуев — признанный игрок сборной России...

— Денис, что заставило добавить к своей и без того беспрецедентной нагрузке — 200 концертов в сезон! — еще и детско-юношеский конкурс, который вы возглавили?

— Вообще-то после последнего конкурса имени Чайковского я дал себе слово не ввязываться в подобные истории. Очень уж тяжелое и неблагодарное дело — судить кого-либо. Но детский конкурс — нечто другое. Особенно младшая группа, эти клопы: Рома Борисов, Коля Варламов, Вова Иванов, — которые едва до педалей ногами достают — и играют Гайдна и Грига, как взрослые. Ну а 9-летний алмаатинец Санжарали Копбаев — это потрясающее сочетание детской застенчивости и абсолютной свободы за роялем. Как изумительно он сыграл концерт Баха — а потом заблудился на сцене, не знал, в какую сторону кланяться, в какую выходить: По-моему, вся Астана влюбилась в этого парнишку. Как и в его ровесницу, москвичку Варю Кутузову. По жизни — полная противоположность Санжарали: бойка, задорна, — но выдала нам такого стильного Моцарта! Я до сих пор по утрам включаю записи этих ребят, чтобы поднять себе настроение. Мне кажется, вообще грянул какой-то бум новых талантов. Еще лет 25 назад такого не было: сверкнул, допустим, Женя Кисин, и все. А сейчас буквально десятки ребят — потенциальные новые Кисины. Важно только поддержать их, помочь совершить этот крайне сложный переход из веселого детства во взрослую жизнь.

— Как же это сделать?

— Посмотрите, эти 9-летние кнопки еще ничего не боятся, происходящее они воспринимают как игру, прикол. Уже 12-14-летние — средняя группа на нашем конкурсе — мандражируют всерьез, о старших — 16-18-летних — нечего и говорить. Как хорошо сыграл на первом туре итальянец Джорджио Ботоли-Трионе — а на втором стушевался. Может, лучше было ему не брать концерт Листа, а найти что-то более близкое по духу. Поэтому на конкурсе мы не просто выслушиваем ребят, а беседуем с их педагогами, родителями, объясняем, что нельзя, скажем, перегружать ребенка виртуозными вещами, надо беречь его силы, да и созревание музыканта состоит далеко не только в беглости пальцев. Потрясающие, кстати, истории узнаем. Например, Коля Кузнецов из Москвы, из многодетной малообеспеченной семьи, начал заниматься только в 10 лет. По нынешним понятиям безумно поздно, сейчас в основном дети начинают в 5-6 лет, а китайцы своих вундеркиндов и вовсе с 3 обучают. И уже достиг таких успехов! А какой глубокий музыкант-философ датчанин Густав Крог Хансен Пьекут, который играл в Первом концерте Бетховена каденцию своего сочинения... Ну а Саша Кутузов, победивший в старшей группе, вообще сложившийся артист.

— Не странно ли, что один из крупнейших российских пианистов проводит свой первый конкурс в Астане — братской, но все же не нашей?

— Для артиста публика не должна делиться на свою и чужую. В Астане я не чувствовал себя на чужбине. Казахстан — одна из немногих стран СНГ, где русский язык признан официально, на нем говорят 80% людей. Идея конкурса принадлежит моему другу, уникальному человеку Имангали Тасмагамбетову — мэру (или, по-казахски, акиму) Астаны, который выложился по полной. Обеспечил уникальные условия — каждого участника мог сопровождать кто-то из родителей и педагог. В Казахстане сейчас очень серьезная исполнительская школа — только что на конкурсе имени Янкелевича победила казашка Томирис Темиргалиева. А какая девчушка 8-летняя Беназир Парпиева из Алма-Аты, выступавшая на концерте открытия! Мы ее не взяли в конкурс только потому, что у нее в репертуаре не было еще концерта с оркестром. Но на следующий год, надеемся, он у нее будет. Соревнование вновь пройдет в мае 2014 года, а потом будем его проводить с интервалом в два года.

— От каких подводных камней вы, опытный конкурсный боец, хотели бы оберечь нынешних ваших подопечных?

— Скорее, настроить на то, что это не так серьезно и страшно, как они себе представляют. Конечно, на конкурсе решается многое. До появления интернета это вообще была практически единственная возможность для молодого музыканта показать себя. Но удача или неудача в конкурсе — еще не последнее слово в твоей карьере, наоборот, лишь самое начало. Меня в 1997 году скинули с третьего тура конкурса в Хамамацу — хотя по баллам до того я шел первым. Ну и что? Я позвонил своему профессору Сергею Леонидовичу Доренскому, потом папе: что делать? Они ответили: биться дальше. Через полгода я победил на конкурсе имени Чайковского.

Ну и конкурс конкурсу рознь. Есть соревнования, которые соответствуют своей задаче — увидеть перспективу, что из человека может выйти. Например, конкурс имени королевы Елизаветы когда-то дал таких пианистов, как Гилельс, Могилевский, Ашкенази... Но в последние лет 30 с ним что-то случилось. Все первые премии (кроме, наверное, только Дениса Кожухина) бесследно растворяются, их нет в концертной жизни. И сравните конкурс Чайковского, как бы его ни ругали. Громадное большинство первых премий — точное попадание, все закрепились в карьере.

— Вас, Денис, уж простите, тоже нередко относят к продуктам конкурсной индустрии: играете много, виртуозно, громко: Некоторым тонким ценителям не хватает в вашей игре «тихих кульминаций».

— Это полное заблуждение. Даже чисто формально — конкурс Чайковского не дал мне ни одного концерта. Он тогда находился в низшей точке своего авторитета, был исключен из международной ассоциации музыкальных конкурсов и будущей концертной жизнью лауреатов просто не занимался. Свою концертную карьеру я построил сам. Ну, конечно, опираясь на то, что у меня есть медаль победителя: Но сейчас, после того, как художественное руководство конкурсом взял на себя Валерий Гергиев, ситуация совершено иная — лауреаты гарантированно имеют концерты в лучших залах с лучшими оркестрами на протяжении двух лет. Ну, а насчет «тихих кульминаций»: Приходите на программу, где я играю «Времена года» Чайковского. Вот уж музыка, где за громкие пассажи не спрячешься. Все просто и оттого невероятно сложно — ты в ответе за каждый звук.

— Четыре месяца назад вы согласились войти в совет директоров Первого канала. Что-то уже удалось сделать для продвижения классической музыки на этом, прямо скажем, не самом культурно насыщенном канале?

— Был юбилейный концерт Юрия Башмета. Открытие Мариинки-2 полностью показали, юбилей Гергиева отметили — пять часов классической музыки за один день. Ну и о вашем покорном слуге был фильм «Музыкант», час времени, с участием дирижеров Маазеля, Темирканова, Спивакова, того же Гергиева, звучали мои записи на рояле Рахманинова: Воскресенье, полдень — и фантастический рейтинг, притом ни одного форматного для нынешнего телевидения лица. Как вы думаете, легко все это пробить, после того как 20 лет здесь о классической музыке не было слова? Конечно, это только начало. Есть мысль возродить программу о воспитанниках фонда «Новые имена» — того самого, который и меня в детстве поддержал. Шла же с 1991 по 1997 год на Первом канале два раза в месяц передача о детях-музыкантах: Почему сегодня о победах наших ребят на международных конкурсах ничего не говорят? Разве они меньшие национальные герои, чем спортсмены-олимпийцы? Почему не рассказывают об успехах наших певцов на лучших оперных сценах мира? Это же визитная карточка России не в меньшей степени, чем богатства наших недр.

— Вы говорили о зависти. Трудно представить, чтобы вы сами когда-нибудь кому-нибудь завидовали.

— Ошибаетесь. Очень завидую — например, тем, кто умеет рисовать. Мне говорят: как это возможно — играть этюды Листа? Я отвечаю: а как возможно нарисовать цветок? Тем более человеческое лицо. Я категорически не умею.

Сергей Бирюков

Газета Труд