ОБЗОР ПРЕССЫ "Не только попса собирает аншлаги"

В пятницу Денис Мацуев дал сольный концерт в зале имени Прокофьева. Для персонала филармонии и видавшего виды рояля с двадцатилетним стажем это было испытанием. От мощи и темперамента сибирского богатыря рвались струны.

Несмотря на дорогущие, вполне оправданные по цене билеты, зрители в зале сидели и стояли, боковые проходы были плотно заставлены дополнительными стульями. А сердце пело от счастья: не только попса собирает аншлаги.

Повышенный интерес слушателей к пятничному концерту — это факт. Не все желающие смогли попасть на него — это тоже факт. В зале всего 500 мест.

А послушать одного из самых востребованных в мире пианистов, музыканта, которому внук Рахманинова доверил право первого исполнения неизвестных произведений композитора, пришли и студенты-музыканты, и педагоги, и журналисты...

Единственное спасение — лояльность филармонического руководства, которое относится к таким ситуациям с пониманием. Страждущим повезло.

Денис Мацуев играл Шопена, Шумана, Прокофьева. В успехе был предсказуем. Блистал феноменальной техникой, демонстрируя фантастическую выносливость, удивлял фактурной мощью, напоминавшей несущуюся с гор лавину, которая сметает все преграды на своём пути...

В лирических кусочках давал возможность передохнуть и снова набирал обороты. Программу завершал Прокофьевым, и когда публика устроила овации, Денис сыграл на бис несколько пьес, для его виртуозной оснащённости просто игрушечных.

Например, вальс-шутку «Музыкальная табакерка» Лядова, пьесу из «Времён года» Чайковского, «В пещере горного короля» Грига. Да так тонко сыграл, так изысканно — просто сказка. Вот уж где точно заискрили электрические разряды. И публика готова была бисировать до утра.

Ещё одно впечатление, очень сильное, — Мацуев за кулисами. Всех, кто осмелился прийти за кулисы, он внимательно выслушал, каждому дал автограф. Если просили сфотографироваться, с улыбкой и просто ангельским терпением рядом садился или вставал. Никому не отказал. Хотя имел полное право:

— Сегодня я два часа ехал в поезде, после этого три часа на машине, не спал вообще, но когда вышел на сцену... Я называю это сценотерапией. Она лечит любые состояния — невзгоды, болезненность, усталость. После концерта я совсем другой — счастливый человек.

— На днях прошёл концерт в Мариинском театре, вас выбрали артистом месяца. Как вы это восприняли?

— Сольный концерт в уникальном зале с феноменальной акустикой — это замечательно. В России другого такого зала нет. Беда, что в нашей стране негде играть. Есть пять-шесть хороших концертных залов по всей России, где можно провести концерты по-настоящему мирового класса.

Остальные — дома культуры, дома просвещения. Концертный зал Мариинского театра — это прорыв. Акустика потрясающая, и дух есть. На самом деле залов с хорошей акустикой много, но если в них нет духа, уходит что-то очень важное.

Заходишь в Большой зал консерватории в Москве или Большой зал филармонии в Петербурге, «Гебау» в Амстердаме или концертный зал в Вене, — там есть дух, и ты играешь, чувствуешь по-другому. Поэтому я очень рад, что есть возможность исполнить два рахманиновских концерта в этом роскошном зале.

Приятно, что они придумали такой проект «Артист месяца», что сделали очень доступные по цене билеты. В Москве в этом отношении очень сложно. Спекулянтов становится всё больше. А мне дорога публика, которую я вижу здесь. Я на самом деле очень дорожу российским туром, который провожу ежегодно по городам Урала и Сибири.

Потому что потерять эту публику мне будет очень жалко. Она меня воспитала. Кстати, у вас хороший зал, акустика, только рояль не очень...

— Ваши паузы на сцене очень эффектны. Ради чего рискуете?

— Один из самых действенных приёмов «разговора» с публикой — тишайшее пиано (очень тихий звук) и зависающая пауза. Можно завладеть энергетикой зала, держать, растянуть эту паузу до невозможности.

Если получается — это как наркотик. Ради таких мгновений я и выхожу на сцену, чтобы завладеть этим состоянием, чтобы управлять этой аудиторией. Не везде удаётся. Если да, то исчезает самое болезненное, самое нестерпимое состояние.

— В программе снова Рахманинов. Любовь навсегда?

— Виртуальные романы у меня случаются с разными композиторами. Лист со мной всегда, Рахманинов для меня как икона. Последнее время я часто общаюсь с его внуком. Когда записывал пластинку, жил в его доме в Швейцарии, играл на его рояле. Я весь пропитан этой музыкой, его духом. Люблю Рахманинова за честность.

Он был фантастический человек. Мне кажется, по музыке чувствуется, что человек добрейший, образованнейший. Он делал всё возможное для России, очень её любил... Сейчас мне интересен Шопен. Очень давно его не играл, не знаю почему. Сложно сказать, почему я откладываю, не играю то или иное произведение.

Могу сказать точно: те произведения, к которым я ещё не подошёл, никогда не выношу на сцену. Даже если предлагают великие оркестры, но я чувствую, что я к нему не пришёл, не прожил, не пронёс через кровь — никогда не поеду, даже за сумасшедшие гонорары. Это меня вообще не касается...

Сегодняшнюю программу я выучил 20 лет назад. Потом резко отложил на девять лет, а вот сейчас вернулся опять.

— Аплодисментами заканчивается любой ваш концерт. Вы всегда собой довольны?

— Что вы! Для меня выступление всегда неудачно. Аплодисменты не критерий успеха. Люди кричат «браво», зал встаёт. Понятно, что исполнение тронуло зрителей. Но я-то знаю, как всё было.

Только я себе судья. Какой был концерт, успешный или нет, знают ещё мой папа, который сегодня тоже слушал в зале, мой профессор Доренский и ряд людей, которым я доверяю. Сегодня были в исполнении очень хорошие места, но я о них уже забыл. Я помню то, что не получилось, и завтра утром сяду переделывать. Это для меня намного важнее.

Татьяна Марьина, «Вечерний Челябинск»