Мацуев произвёл фурор в филармонии
В свете софитов появляется Денис Мацуев, чтобы исполнить Второй концерт Прокофьева. Воплощение Диониса прикасается своими огромными руками к фортепиано. Лучшее фортепианное звучание из существующих. Благородство и человечность с первых аккордов наполняют зал. Трепет наполняет каждого сидящего в зале и уносит его в космос. Сын Семелы околдовывает и порабощает каждого из нас. Этот концерт великолепен в своей сложности, но маэстро это нисколько не тревожит. Он позаимствовал у Орфея его лиру и проходит сквозь материю звука, чтобы извлечь ее пьянящий нектар, которым только усиливает влияние. Отчаяние наполняет нас, пока его не сменяет спокойствие конца первой части - Мацуев милосердно дарует нам забвение. Остаются еще 3 части. Поток звука красноречив: инструмент растворяется в богатстве тембров, колокольчики и арфы вторят ему, иногда уступая грохоту пушек, треску деревьев и обрушению вершин. Небесная музыка является нам в своей первозданной истине, ужасной и завораживающей, словно дыхание Олимпа. Мацуев ведет нас в этом страшном путешествии, в конце которого души слушателей освободятся от мелких ежедневных печалей и возродятся вновь.
Взаимопонимание между Гергиевым и Мацуевым невероятно: им почти не нужно смотреть друг на друга во время исполнения. Под гром аплодисментов пианист встает, обнимает дирижера, благодарит первую скрипку и покидает сцену. Пришло время исполнения на бис. Денис Мацуев исполняет озорную Юмореску Щедрина. Ближе к концу у одного из зрителей звонит телефон. Мацуев это услышал и со свойственным ему чувством юмора сыграл рингтон Нокия в каденции. Публика ошарашена. Смех. Триумф. Второй бис: Пресипитато Седьмой сонаты Прокофьева. Самое сильное и точное исполнение из всех возможных.
Не стоит думать, что Мацуев - это только неукротимая виртуозность, недостижимая ни для кого кроме него самого. Он, например, сыграл Октябрь Чайковского - пьесу, лишенную технической сложности, которую может исполнить любой начинающий пианист. Но он сыграл ее лучше, чем кто-либо и выкристаллизовал подлинную осеннюю грусть, где ушедшее время возвращается к нам в своей ностальгической поэтичности. Словно кто-то нашептывает ему:
Сухие листья собираются в кучу
Так же, как и воспоминания
Ветер северный их при луне
Уносит в ночь забвения
Вы скажете мне, что Чайковский не мог вдохновиться поэзией Превера. В силу объективных причин я с вами соглашусь. Эпиграфом к “Октябрю” он поставил стихи А.К. Толстого, сходство с которыми очевидно
“ Осень, осыпается весь наш бедный сад
Листья желтые по ветру летят…”
Если бы Мацуев решил исполнить третий бис, зал бы охватило безумие. Понадобилось бы вызывать службы спасения и в Париже не нашлось бы достаточного количества карет скорой помощи для всех одержимых. Мацуев покидает сцену под крики восторга и благодарности. Струны фортепиано пылают вместе с нами.
Я, к сожалению, не попал на концерт в Карнеги, программа которого включала и потрясающую 31 соната Бетховена, но моему другу удалось после концерта пробиться к артистическому выходу и попросить Мацуева подписать программку для меня. Хоть он и явно спешил, наверняка страдал от перемены часовых поясов, тем не менее, он любезно дал автограф. Конечно, неразумно заставлять артистов, вымотанных концертом, улыбаться снова и снова, и просить взять в уставшую руку карандаш, чтобы оставить автограф. Это насилие и мне за него стыдно. Но я храню этот автограф как сокровище и любуюсь им время от времени.
« назад