Денис Мацуев: "В нашей стране заявить о себе легче, чем на Западе или в Америке"

18 декабря в Большом зале Консерватории состоялся концерт Дениса Мацуева, приуроченный к выходу нового альбома пианиста с записями произведений Ференца Листа, в который вошли концерты для фортепиано с оркестром №1 и №2, «Пляска смерти», а также симфонические поэмы «Орфей» и «Героическая элегия». Диск был записан в сотрудничестве с Михаилом Плетневым и РНО. В этот вечер музыканта также сопровождал Академический симфонический оркестр Московской филаромнии, за пульт которого встал Юрий Симонов. Прозвучали оба концерта Листа, «Пляска смерти» для фортепиано с оркестром, а также несколько джазовых импровизаций в качестве бисов. После концерта каждый желающий мог попросить Дениса Мацуева об автографе - специально для этого в фойе зала была организована автограф-сессия с пианистом. Специальный корреспондент радиостанции «Орфей» Екатерина Андреас поговорила в эксклюзивном интервью с Денисом Мацуевым о записи диска музыки Ференца Листа, профессиональной команде настройщиков, а также о проблемах в музыкальном образовании. Денис, Вы только что вернулись с награждения молодых музыкантов, которые стали лауреатами фонда «Новые Имена». В свое время премия как раз этого фонда повлияла на Вашу карьеру - Вас заметила Иветта Николаевна Воронова и пригласила в Москву. Расскажите подробнее, чем сегодня живет проект? Проект «Новые Имена» существует уже 23-й год при поддержке Министерства Культуры и местных властей. В этом году в течение четырех дней проходили конкурсы и концерты в Тюмени, Омске, Красноярске и Новосибирске. Несмотря на то, что гастроли для меня всегда были приоритетны, я всегда хотел убить двух зайцев. Я считаю, что этот проект очень необходим и участие в нем для меня является делом чести. За время существования фонда через него прошло более 12 тысяч человек, была создана творческая школа в Суздале и многое другое. Ведь «Новые имена» не только предоставляет стипендию, но также занимается покупкой инструментов,  организацией стажировок, проведением концертов, - все это уникальная поддержка, которая когда-то мне и моему поколению очень помогла. И не только моему поколению, уже вслед за нами идет несколько поколений. Сейчас нашей задачей является поиск юных искорок, я бы побоялся слова – звёздочек, я его не очень люблю. Главное, чтобы мы заметили эти искорки, а мы их заметили. За последние пару лет мы объездили более 15-ти городов и везде есть какие-то открытия. Это доказывает, что в России, несмотря на трудности, которые были последние 20-ть лет, эти таланты практически в каждом городе сверкают. Теперь, когда мы их заметили, самое главное следить за их развитием. Кому-то мы сразу помогаем, помогаем перебраться в Санкт-Петербург или в Москву, за кем-то мы присматриваем, приглашаем в школу в Суздаль, они приезжают на концерты и мастер-классы. Мы ищем разные возможности, чтобы им помогать, в том числе говорим с губернаторами и местными министерствами культуры, - все это очень важно и ответственно. Талант, который сверкает в 10-12-летнем возрасте – это блестяще и прекрасно, но в именно этот момент начинается самое опасное. В это время нужно точно подсказать и ребенку, и родителям, и педагогам те пути, по которым постепенно развивался бы этот уникальный самородок. Многие говорят о золотом стандарте образования для классического музыканта, я имею в виду систему «школа – училище - консерватория». «Новые имена» помогают именно молодым музыкантам. При этом уже состоявшимся музыкантам, которые отдали 15 лет своей жизни музыке, становится сложно выйти на международный рынок, особенно без участия в конкурсах. Кроме того, в залах у нас особо не выступишь, потому что если широко посмотреть на концертный комплекс в России, то хороших залов у нас немного. На Ваш взгляд, как быть с этой ситуацией? Если мы учтем, что ребенок начинает заниматься с 4-5-летнего возраста, то на момент окончания аспирантуры, можно говорить уже о 20-ти, 25-ти и даже 30 годах, отведенных служению музыке.  Невостребованность молодых музыкантов и педагогов, которые выходят из  вузов и аспирантур,  - это тоже большая проблема не только нашей страны, но и во всем мире. В нашей стране наоборот заявить о себе гораздо легче, чем на Западе или в Америке. Практически во всех странах в среде классической музыки, конечно, ощущается острый кризис. Все сокращается, оркестры банкротятся. За последнее время в Америке обанкротилось около 15-ти оркестров, среди них очень известные коллективы. Одна из известных австрийских педагогов по скрипке заставляет играть своих студентов в переходе для того, чтобы у них была хоть какая-то практика. Наверное, Вы имеете в виду Дору Шварцберг.  Вы же помните, что Джошуа Белл тоже играл в переходе метро 45 минут… Да, но он играл ради хохмы - поспорил с одним товарищем, сколько заработает. А здесь трагедия в том, что музыкантам просто негде играть. Участие в конкурсе хотя бы дает элементарную возможность для существования, и то не факт, что ты станешь лауреатом. А когда возраст, позволяющий играть на конкурсах, заканчивается, перед музыкантом встает вопрос о том, как заявить о себе. На помощь приходит фестиваль Крещендо? Вместе с Давидом Смелянским, с которым мы все это придумали, не так давно открыли афишу основных филармоний и увидели, что 80 процентов - это крещендовцы. Понимаете, то, что мы задумали, оно и получилось. При этом у музыкантов есть и другие возможности получить поддержку, есть дирижеры, филармонии, другие фонды, в частности, Владимира Спивакова,  с которым мы хорошо дружим.  За 5-6 лет, что мы проводим фестиваль Крещендо, можно сказать, что он стал мощным толчком для того, чтобы музыканты смогли заявить о себе. Каждый раз мы меняем города, о нас пишут, концерт идет в прямом эфире по телеканалу Культура. Музыкантов замечают, приглашают на концерты, это очень здорово. Через Крещендо уже прошли 110 человек, из которых 10-15 человек стали основой нашей филармонической гастрольной жизни. Изначально у нас не было плана превращаться в менеджерскую, прокатную организацию, потому что перед нами стояла задача показать музыкантов. Но в последнее время у нас зреет мысль сделать в рамках Крещендо академию с мастер-классами. Мы не будем брать под контроль гастрольную деятельность, тем не менее, нам важно следить за тем, что происходит. Потому что 10-15 человек – это прекрасно, но есть еще масса людей, которые должны и хотят играть в России и гастролировать. Слава Богу, у нас есть возможности, и мы будем обязательно в этом направлении двигаться. Денис, вы говорите о команде и это прекрасно. Пожалуй, сегодня в зале найдется не так много слушателей, которые серьезно задумываются о том, что за плечами пианиста стоит команда поддержки в виде профессиональных настройщиков и компании, которая предоставляет инструмент. Расскажите о своей команде? В частности, о своих настройщиках, кто с Вами работает кроме Казуто Осато? Настройщики  - это вообще отдельная тема для разговора, потому что этой профессии в нашей стране практически нет. Приведу пример: недавно большое количество филармоний приобрели новый Steinway, который со всеми растоможками стоит около 5 млн. Это огромная сумма, которую выделяют губернаторы и министерство культуры. Steinway – это король инструментов. Когда инструмент привозят в город, для всех это огромный праздник. Я и другие музыканты много раз открывали такие праздники, но получается, что когда я возвращаюсь туда через год-два, я не узнаю то, что это новый Steinway. Я понимаю, что здесь что-то произошло.. А произошло очень многое, потому что условия, при которых содержится инструмент, не подходят для него. Вы правильно сказали о нехватке залов, потому что пока у нас есть только два современных зала, где можно играть – это концертный зал Мариинского театра и новый уникальный зал с гениальной акустикой в Омске, где я только что играл и у меня было абсолютное ощущение того, что я играю где-то в Лондоне, Франкфурте, Мюнхене. Этот зал был построен губернатором всего за 9 месяцев и это уникальный пример для подражания. Что касается других залов, в которых содержатся Steinway … им запрещено находиться там, где нет специального помещения с подходящей влажностью и учитывающей перепады нашей температуры. И самое главное – настройщики. Настройщиков не существует. Вы знаете, что с Yamaha у меня хорошие отношения, я выиграл конкурс Чайковского на этом инструменте, и я уже предложил японской школе настройщиков Хама Матцу, чтобы они сюда приезжали, давали мастер-классы, работали в разных городах по договору. У многих настройщиков представление о работе заключается в том, чтобы подойти и подтянуть струну за 15 минут до концерта и отвезти рояль обратно в угол, чтобы он там мерз.  Поэтому рояль служит не 30-40 лет, а 3-4 года, после чего можно попрощаться с этим инструментом. Что касается моих настройщиков, это, конечно, Казуто Осато – уникальный человек, который около 15-20 лет ездил с Рихтером. Он стал моим большим другом, дал мне очень много советов. Поверьте, настройка инструмента – это огромное искусство. Человек, который настраивает рояль под исполнителя и под конкретные произведения, при этом зная и исполнителя и произведения и особенности этого зала, - это настоящий мастер своего дела. У нас это, конечно, Евгений Артамонов, который также работал с Рихтером,  - это наш мэтр, наш маэстро, которого я тоже очень часто зову на концерты.  В Петербурге также нет настройщиков, для записи пластинок вместе с Валерием Гергиевым мы вызывали Евгения Артамонова. Мы записали уже две пластинки и, кстати, следующая выходит в январе, на ней будут звучат два концерта Шостаковича и концерт Щедрина. У нас всего пять-шесть человек, которые могут на таком же уровне работать. В частности, Михаил Леванов, который живет в Нижнем Новгороде. Я также очень часто зову его на выступления, потому что он делает чудо с инструментом. За две минуты я могу объяснить ему, что мне нужно перед выступлением и рояль будет звучать идеально. Настройщики  - это проблема безумная, их просто нет в стране. Не так давно Вы были в Венгрии, где Вам довелось попробовать рояль Ференца Листа, чье 200-летие так широко отмечается во всем мире в этом году. Расскажите, какой был звук у рояля Листа? Прикасаться к роялям великих исполнителей и композиторов – это особое чувство. Это миф о том, что старые инструменты со временем теряют свой индивидуальный колорит звучания. Я много раз играл на старинных инструментах, которые звучат так, что современные с ними не сравнить. Раньше количество инструментов было меньше. Я играл на рояле Чайковского, Грига, но все равно в рейтинге под номером один у меня стоит рояль Сергея Васильевича Рахманинова, на котором я записал пластинку с его неизвестными произведениями 1929-го года. Ференц Лист – это специальный для меня человек. Когда я прикоснулся к его роялю, я был поражен, потому что механика инструмента была достаточно тугая. Я бы сказал, она достаточно сухая. Озвучить этот инструмент чрезвычайно сложно, но тем не менее он все равно поет. Думаю, что в этом году я вообще живу под знаком Листа не только потому, что в мире празднуют его 200-летие и даже столько из-за пластинки с тремя концертами, которые мы записали с Михаилом Васильевичем Плетневым. Это особое событие для меня. Получается, Вы ждали записи произведений Ференца Листа 13 лет? В общем, да. Я ждал этого момента с 1998 года, хотя у меня были предложения. Но я хотел записать все три концерта, была также идея записать Венгерскую фантазию, которую я тоже играю, но по таймингу пока не хватило места. Вполне возможно, я запишу еще одну пластинку Листа, добавив сольные произведения. Денис, давайте переключимся на недавние события, которые недавно всех нас потрясли. Откройте тайну, это была Ваша идея придумать заключительный номер на поздравительном концерте Сергея Леонидовича Доренского? Да, это была моя идея, которую мы в совместных трудах воплощали с замечательным композитором Александром Варенбергом, очень талантливым пианистом, он уже давно живет на границе Голландии и Бельгии, его отец работал в Ленинградской филармонии, брат играет в оркестре Роттердамской филармонии. Я уже играл его транскрипцию Второй симфонии Рахманинова, премьера которой состоялась в Париже, Лондоне и Москве. Могу сказать, что сейчас эта транскрипция пользуется огромной популярностью, хотя о ней есть разные мнения, в том числе, стоял вопрос о том, как он мог прикоснуться к святыне? Но я все равно считаю, что это сделано в лучших традициях Рахманинова, буквально «его руками». Например, возьмем каденцию в первой части, - все это можно посмотреть и послушать на Youtube. Сейчас огромное количество пианистов исполняют эту вещь по всему миру. С тех пор мы с ним подружились и буквально совсем недавно решили, что надо что-то придумать к 80-летию Сергея Леонидовича. Буквально за два-три дня до юбилейного концерта мы сделали такую Фантазию, которая объединила пианистов разных поколений, учеников Сергея Леонидовича. По-моему, получилось очень симпатично, хотя произведение непростое: помимо знания текста нужно было применить и цирковые методы. За 6 минут успеть сыграть 15 фортепианных концертов не так легко. Я бы сказал, что Александр Варенберг справился с блеском, с потрясающей легкостью и виртуозностью, включив еще и фрагменты Happy Birthday, Многая Лета и многое другое. Обычно после значимого выступления в Карнеги-Холл открываешь прессу и читаешь ревью о концерте. Денис, а Вы читаете критику о себе или это не Ваше футбольное поле? Критику я обожаю. Я даже сохраняю некоторые статьи, которые считаю произведениями искусства. Например, ревью, выходившие  в Лондоне, Берлине, Будапеште. Но я сохраняю их не потому, что они хорошие или там сказаны приятные слова, - я сохраняю их как образец для молодых критиков и настоящий учебник того, как можно дать в очень емком варианте, буквально в восьми абзацах выражается мысль. Я также сохраняю и критические рецензии,  в которых при этом нет ни капли оскорблений. Потому что в нашей критике в последнее время возведено в рамки культ издевательство над нашими талантами. Чего стоит только история с оперой Слонимского и Ростроповичем, из-за чего мы потеряли великого музыканта на 15 лет... Меня очень удивило, что в одном из интервью Вы говорили, что вчерашние успехи для Вас кажутся, цитирую – «незаслуженными». Звучит непонятно. Неужели Вы до сих пор так считаете или все же свой опыт уже принимаете? Возможно, меня неправильно перефразировали. Вполне вероятно, я говорил в контексте своих ранних записей. Я действительно не люблю свою старую игру и записи. Я иногда посмотрю на свои прежние записи и даже смеюсь над этим. Это даже хорошо, потому что история всегда развивается. Поверьте, концерт, который я играл вчера, я проживал его и смотрел с разных сторон и думал о том, как можно сделать выступление лучше во всех отношениях. И люди, которые меня окружают, знают, что можно всегда сделать лучше. Я знаю, что на гастролях Вы часто бываете с родителями вместе. Для Вас важно, чтобы родители были в зале? Не только родители, но и профессор Доренский. Для меня важно присутствие в зале людей, мнению которых я доверяю. Иногда бывают вещи, когда твои ощущения совершенно не совпадают с ощущениями людей, которым ты доверяешь. И не только. Даже с ощущениями публики. Понимаете, внешний успех концерта по сути не имеет к настоящему концерту никакого отношения. Я много раз сталкивался с тем, что после концерта были стоячие овации, было 8-10 бисов, я подписал 2000 дисков, вышло ревью о том, что это был один из самых потрясающих концертов сезона, но при этом я понимал, что внутри у меня ничего не происходило… Или, наоборот, ты считаешь, что наконец-то сегодня все-таки неплохо, а тебе говорят, что ты сегодня был не в ударе. В этот момент я вспоминаю наш разговор с Михаилом Васильевичем Плетневым, который говорил, сколько же людей в зале понимает, чего ты на самом деле хочешь добиться от того или иного произведения. Это тоже огромная тема для разговора. Или ты играешь для себя или для публики или играешь просто то, что написано, и это не самый плохой вариант. Есть много вещей, о которых здесь можно говорить. Если продолжить эту тему и вернуться к открытию Пасхального фестиваля, на котором Вы исполнили Третий концерт Прокофьева, могу признаться, что не только мне, но и многим другим слушателям в зале показалось, что это был не прежний Денис Мацуев, это был совершенно другой Денис Мацуев. Если бы мне дали запись концерта, я Вас бы не узнала, настолько это было чувственно. Показалось, что это была абсолютно новая фаза Луны, новая страница в творчестве. Если поиграть словами и перефразировать фамилию Лист, то получится просто лист. Скажите, если бы Вам дали чистый лист, чтобы Вы на нем написали? Большое спасибо за Ваше мнение. Для меня всегда было важно, какую энергетику чувствует публика. Это всегда было на первом месте. Что касается листа, то это очень хороший вопрос, но мне сложно сказать, чтобы я на нем написал.  Если ты будешь думать о новых фазах и думать о том, что тот Мацуев, который играл последние десять лет, закончился, и давайте мы сейчас будем играть с чистого листа, то, я думаю, ни у кого ничего никогда не получится. Потому что фаза в том и заключается, что если она включается, то это происходит абсолютно незаметно. Самое главное – быть честным по отношению к себе, к произведению и композитору. Я думаю, историю мы действительно пишем сами на чистом листе. В нашем деле предугадать ничего невозможно, но в этом и есть интрига нашей профессии.Екатерина Андреас, "Орфей",20.12.2011