Музыкальные монументы: сольный концерт Дениса Мацуева

Значительная часть русского музыкального сообщества посетила сольный концерт Дениса Мацуева в Театре Хербст в Сан Франциско, в воскресенье 24 января, организованный фондом Черешневый лес. Господин Мацуев, победитель 11 Международного конкурса Чайковского в Москве в 1998 году, предложил в своей оригинальной программе три произведения как салонного, так и виртуозного плана: «Времена года» Чайковского 1876 года, шумановскую сюиту «Креслериана» по произведениям Гофмана и Три отрывка из балета Петрушка Стравинского. 

Разумеется, когда последние сокрушительные аккорды Стравинского смолкли, жаждущая публика потребовала и получила прекрасный набор из четырёх бисов, которые гарантировали обожание на долгое время после того, как Мацуев поклонился и покинул сцену, чтобы избежать конфронтации с «политиканами», которые протестовали против концерта на улице с анти-путинскими лозунгами.

Из всех мацуевских музыкальных талантов, помимо его огромной палитры и динамического размаха, возможно, его многогранный эмоциональный диапазон и делает его великим мастером. Цикл «Времена года» Чайковского занял первую часть выступления. «Времена года» с их ностальгическими воспоминаниями о родине, с их салонным шармом, проявились в скромной жестикуляции, которая проявила более глубокие течения под тканью сольминорных синкоп Июня. Сентябрьская Охота несла на себе отпечаток оммажа Чайковского Шуману, - которого мы можем услышать в февральской Масленице, - который также повлиял на несколько мелодий в «Щелкунчике». Мацуевский талант на богатые арпеджио царствовал в майских Белых ночах. Последние два месяца ноябрьская Тройка и вальс декабрьских Святок покорили нас томным и выразительным изяществом, продемонстрированным Мацуевым.

Второе отделение стёрло воспоминание о спокойной и сдержанной ипостаси Мацуева, выпустив на свободу тигра. Шумановская Крейслериана 1838 года, сюита из восьми фантазий, началась с неистовой токкаты, характеризующей гофмановского сумасшедшего капельмейстера, чья собственная психика – как шумановская – раскололась на Теодора, Отмара и Киприана, чтобы обнаружить параллели в шумановском агрессивном Флорестане, поэтическом Эвзебии и практичном Раро. Ключи соль минор и Си-бемоль мажор вскоре переключаются с медитативной лирики на едкую сатиру. Внезапное переключение с одного настроения на другое – от сицилианы до скерцо – придало исполнению Мацуева странную нервную энергию, титан в соперничестве с певцом. В более медленных частях, тональности сливаются, чтобы создать тональную и эмоциональную двойственность, шаткий мир в крайней напряжённости. Мацуев обычно подсвечивает цветовую гамму мощными форте, и так же, как аккуратно играет subito, разворачивает волшебную фразу пианиссимо. К финальной части тарантеллы, Schnell und spielend, мы осознали смысл шумановского эпилога, комментария к прошедшим фантазиям и сказочным маршам, который очаровал нас.

Основная часть концерта закончилась с абсолютно калейдоскопичным, заряженную ударными версию фортепианную сюиту Стравинского 1921 года из балета «Петрушка». Даже то, что мы были уже знакомы с музыкальным текстом произведения, не помогло нам предсказать абсолютную энергию мацуевского Русского танца, с цветастым одеянием ярмарочного представления на Масленицу. Атака, без паузы, Мацуев переносит нас в комнату Арапа. В которой страсть Петрушки к балерине претерпевает серьёзное испытание под издёвками Арапа. И также внезапно живые мотивы Масленицы возникают из мацуевских басов, вскоре поддерживаемых стремительными глиссандо и мощными блок-аккордами. Переливающиеся, танцующие, кружащиеся, гремящие ударными соперничающие друг с другом потоки театрального действия сталкиваются и затем вместе поют волшебную народную песню любви ярмарочной куклы. Арап обрушивается на Петрушку с ятаганом, но его душа продолжает жить, грозя своему обидчику из-за пёстрого занавеса, что является лучшей аллегорией пары «любовь-смерть», чем даже у Вагнера.

От грандиозного к нежному: так буквально Мацуев вознаградил нас первым из своих четырёх бисов: Музыкальная табакерка Лядова, ор. 32. За ней последовал ещё один момент созерцательной безмятежности на этот раз от Сибелиуса. Наверное, убаюканные мацуевским переключением на лирические раздумья, мы были потрясены, когда неожиданно он бросил нас в пучину полного страстей Этюда ре-диез минор Скрябина, фирменного произведения Горовица. И чтобы раскрыть до конца все краски этой разнообразной по характеру произведений программы, Мацуев одарил нас фирменным джазовым попурри, в котором было всё от блюза до буги-вуги, соперничающим со всем, что мы знаем в джазе от Оскара Питерсена, Эррола Гарнера и Кита Джарретта. Мацуев остаётся мощной фигурой в музыке благодаря широте его музыкальных возможностей и многогранности эмоционального диапазона.

Доктор Гари Лемко 

Оригинал здесь