ОБЗОР ПРЕССЫ Пианист Денис Мацуев: «В России холодно, но можно согреться другим»

Недавно в Москве завершился Седьмой телевизионный конкурс юных исполнителей «Щелкунчик». Один из тех, кто стоял у истоков «Щелкунчика», — Денис Мацуев — сам неоднократно садился за «судейский столик» и не понаслышке знает о том, продолжает ли российская земля плодить талантливых музыкантов. О том, насколько непросто «судить» начинающих и как поддержать уже состоявшихся исполнителей, известный пианист рассказал «Новым Известиям».

— Денис, каковы ваши впечатления от конкурса?

— «Щелкунчик» — это замечательно! Во-первых, очень интересно посмотреть на поколение, идущее вслед за нами. А во-вторых, хороша сама идея проведения телевизионного конкурса: с помощью канала «Культура» «Щелкунчик» действительно помогает талантливым ребятам. Я на первом и втором конкурсах сидел в жюри. Но больше никогда этого не буду делать, потому что я не могу судить — тем более детей! Ведь я сам недавно был на их месте... Есть очень опасный возраст — 15–17 лет, когда из вундеркиндов юные музыканты превращаются в простых, нормальных людей. Да и пробиться для классического музыканта нелегко, это практически невозможно. Надеюсь, что кто-то из нынешних участников конкурса станет настоящим артистом.

— К сожалению, даже настоящие артисты в России не всегда чувствуют себя комфортно. Ни для кого не секрет, что финансовое состояние нашей академической культуры оставляет желать лучшего. Что, на ваш взгляд, могло бы изменить эту ситуацию?

— Конечно, нужно вкладывать деньги в культуру. И поддерживать ее не только в Москве и Питере. Тут ситуация уже явно улучшилась, но ведь и в других городах России есть много потрясающих коллективов: в Новосибирске, Екатеринбурге, Самаре, Нижнем... Им тоже надо помогать.

— Насколько в этом смысле сегодня действенна и реальна помощь состоятельных людей?

— К счастью, не у всех наших богатых людей съехала крыша. И они дают деньги, может быть, даже не потому, что хорошо разбираются в музыке. Просто они чувствуют, что с ними происходит нечто хорошее на концерте. Некоторые действительно очень сильно помогают в каких-то проектах, и я им очень благодарен. Сегодня в России столько денег и богатых людей, что они просто обязаны помогать культуре. И многие даже борются за то, чтобы профинансировать некоторые проекты. Не знаю, существуют ли для таких людей налоговые послабления, но понятно, что какая-то система здесь есть. Не знаю, должен ли появиться закон о меценатстве. Желательно, конечно, чтобы такой закон был, поскольку он позволит решить многие вопросы. Но, видите, он не может пройти уже довольно долгое время, потому что у нас особая страна и в ней не все так просто. Но если все же это случится, если люди будут вкладывать в культуру больше денег, то от этого всем будет только лучше.

— А правильные ли вещи будут финансироваться?

— Ну, точные градации «правильности» я не могу назвать. Но публика-то — не дура, все равно поймет. Публику можно обмануть, но потом тебе же будет хуже — она не простит этого. С публикой нельзя шутить.

— Вам не кажется, что люди из мира «высокого искусства» часто сознательно дистанцируются от «масс»? Иными словами, довольно снобистски относятся ко всему, что происходит вне сферы академической культуры.

— Для меня как раз важно завоевывать новую публику из «масс». И я буду рад, если меня услышат, например, на «днях милиции», «днях чекиста». Если я приму участие в таких программах, где классический пианист вроде бы не должен появляться, то буду этому только рад. Для меня очень важно, кто сидит в зале. Ко мне подходили панки, рокеры и говорили: «Мы тебя видели в программе Оксаны Пушкиной, и нам понравилось: ты такие вещи говорил клевые! Будем ходить на твои концерты». Мне эти слова дали совершенно особый драйв!

— Вы много гастролируете, ездите по разным странам. Можно ли о вас сказать «Денис Мацуев — человек мира»?

— Знаете, у меня есть некая пленка перед глазами: иногда я просыпаюсь и не понимаю, где нахожусь. Что за город, что за страна, какой оркестр, какой зал... Да, я люблю играть за границей: с замечательными оркестрами, замечательными дирижерами. Но, тем не менее люблю приезжать домой, спать в своей кровати, играть концерты в России. Человек мира? Может быть, но для меня возвращаться домой — это самое главное. Мне не нравятся разговоры уехавших из России музыкантов: ой, там так холодно! Да, здесь холодно, но тут можно согреться другим. (Смеется.)

— И чем, например, вы согреваетесь?

— Я нормальный человек, могу согреться всем, чем только можно! Конечно, придерживаясь определенных рамок.

— А в творчестве для вас существуют какие-то рамки? Вы готовы к экспериментам — скажем, сыграть джаз или рок?

— Ну, в рок я точно не уйду! А джаз уже очень мне помог: его импровизационная природа помогает в исполнении классической музыки. Благодаря джазу ты можешь импровизировать по ходу концерта. Если рядом есть дирижер, тоже умеющий импровизировать, то получается нечто такое, ради чего мы и выходим на сцену. Я вообще не люблю стандартные, чопорные, педантичные исполнения, когда все уже знают на двадцать ходов вперед то, о чем ты будешь играть. В этом есть, конечно, некий элемент профессионализма. Но мне больше близки моменты внезапного осенения, возникающие непосредственно во время концерта.

— А волнение перед очередным выступлением присутствует?

— Да. И это чувство остается до той поры, пока ты не выйдешь на сцену. Тогда в идеале волнение должно исчезнуть, и ты должен думать только о музыке. Как правило, это не у всех получается. У меня, слава богу, с этим проблем нет. Иногда на чувство волнения влияет магия зала — ведь у каждого она своя. Например, у меня в жизни еще ни разу не было удачного концерта в Большом зале консерватории — я вечно чем-то недоволен. Потому что этот зал, с одной стороны, уникальный во всех отношениях. Но с другой стороны, он страшно магнетический. Опасный. Многие великие люди, выступавшие в нем, дают отнюдь не лучшие свои концерты. Исключение — это, пожалуй, Горовиц, который, приехав в 1986 году, дал в БЗК гениальный концерт. Но многие говорят, что это страшная площадка.

— Почему? «Давит» история?

— Не знаю. Не могу понять. Но я не хочу, чтобы этот магнетизм исчез после того, как там пройдет ремонт. Я молю Бога, чтобы ничего там не испортили. Ведь если наши приложатся к акустике, могут сделать очередной ДК. Это огромная проблема нашей страны — отсутствие нормальных залов. В Японии, например, каждый год в каждой деревне вырастают уникальные залы со своей акустикой. Так почему к нам нельзя позвать тех же японцев? Уверен, это и стоить будет гораздо дешевле.

— А в родном Иркутске, где вы проводите фестиваль «Звезды на Байкале», как себя ощущаете?

— Там тоже сложно играть. Пожалуй, БЗК и зал Филармонии в Иркутске для меня — особые точки.

— Денис, чего еще хотелось бы достичь в своей пианистической карьере? Какое музыкальное событие — совместное выступление, запись, концерт на легендарной сцене — стало бы для вас очередной победой?

— Да, я получаю величайшее удовольствие от концертов с престижными дирижерами, от записей на хороших звукозаписывающих лейблах. Но для меня большая победа — это, например, выучить 29-ю сонату Бетховена. Или соль мажорную сонату Шуберта, которую я много раз играл для себя. Она у меня «отстаивается», и когда я почувствую, что смогу ее вынести на зрителя, это будет моя очередная победа.

Надежда Багдасарян, «Новые Известия»