Жизнь (и какая жизнь!) и Преображения
Расщепление атома и превращение воды в вино не под силу обычному смертному. Хотя возможно, только Денис Мацуев может превратить двенадцать салонных произведений Чайковского в яростную и страстную 40-минутную сонату.
Карнеги понадобилось 120 лет, чтобы представить полное исполнение «Времён года» (в 1991 году) и это было логично. Дюжина произведений, месяц за месяцем, написанная Чайковским и ни один «настоящий» пианист не возвращался к ним более, чем однажды, разве что исполняя отрывками в бисах.
Денис Мацуев меж тем не «настоящий пианист». Его виртуозность и энергия – виртуозность и энергия сверхчеловека, а его страсть такая же жаркая как его умение пользоваться современными цифровыми технологиями. Это становится ясно с самой первой ноты, и здесь нечего обсуждать. В конце концов, он может справиться с любым произведением Чайковского без проблем. Хотя здесь, несмотря на их салонный размах, Чайковский не поскупился на сложности для исполнения с технической точки зрения. Он только что закончил свой Первый фортепианный концерт. И хотя его весьма устраивал гонорар, предложенный за «Времена года», он не хотел, чтобы их исполняли любители.
Ещё до концерта нас насторожило предупреждающее электронное письмо о том, что опоздавшие на концерт смогут насладиться пиццей напротив здания Карнеги Холла, потому что НИКОГО НЕ ПУСТЯТ В ЗАЛ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ПРОЗВУЧАТ ПЕРВЫЕ НОТЫ. Что задумал Денис Мацуев, чего собирается достичь? Такое строгое правило имело смысл. Господин Мацуев оставлял паузу в 1,5 секунды между частями, поэтому они практически перетекали из одного в другой.
И что наиболее важно, он заставил стенвей петь максимально полнозвучно с первой ноты до простой рождественской песни в конце. Он наращивал градус исполнения с каждой часть и, когда мы были наполнены этой музыкой, он подарил нам ещё один подарок мелодии и вариации.
Господин Мацуев смог преодолеть звуки кашля и телефонных звонков во время исполнения ласкающих слух майских Белых Ночей и он придал акварельные тона, как на литографиях Currier & Ives «Тройке». Но вместо отдельных произведений мы услышали «Времена года», как единую работу, завершённая романтическая соната скорее, а не дюжина отдельных работ. Правда, ни одна из «тем» не повторялась и не развивалась потом в других частях. Но музыкальные сокровища, открывшиеся нам, были настолько удивительны сами по себе и исполнены с такой душевностью и страстью этим победителем Конкурса Чайковского, что Мацуеву удалось создать гармоничную, завершённую и в высшей степени эмоциональную работу.
В каком-то смысле последовавшая за этим «Крейслериана» Шумана была похожа на Чайковского. Восемь отдельных произведений, хотя и с циклическим повторением. Шумана можно назвать родственной душой для Мацуева. Каждая часть была помечена либо äußerst (крайне) or Verr (очень), и пианист довёл оба указания в исполнении до экстремума.
Хотя Мицуко Ушида будет играть её в следующем году, мало пианистов способны справиться с этим произведением, из-за тех первых восьми тактов, которые считаются одними из самых сложных из написанных когда-либо. Но это не значит, что у Мацуева возникли с ними проблемы. Он прорвался через все экстремальные сложности с необходимой в данном случае степенью душевного волнения (бедный Бобби Шуман сам не мог сыграть их, и даже Клара иногда испытывала с ними трудности), оставляя место нежным, грубым, дерзким частям, которые следовали дальше, заканчивая седьмой частью на такой скорости, которую я никогда не слышал прежде.
Было ли это слишком? Не проиграл ли он от этого в двух медленных частях? Нет, крайность здесь была правильным решением. Господин Мацуев представил Шумана не романтическим композитором детских пьес, а мужчиной, страдающим от сифилиса, депрессии, на грани безумства и самоубийства. А посему нам здесь не нужна была «нежная, полная любви забота».
Во время Трёх сцен из «Петрушки», написанном для фортепиано самим Стравинским, Мацуев явно получал удовольствие. Без пауз между частями (это была attaca всё время, с первой ноты Ярмарки (вызывающей воспоминания о Масленице Чайковского) до собственно атаки мавра с ятаганом. Один пианист в зале буквально открыл рот от изумления в этот момент. Великолепный вихрь нот и при этом прозрачность и ясность, независимо от того, насколько сложно исполнять ту или иную фразу технически.
Это был концерт, заполненный возгласами «Ух ты!» и «Вот так так!», и господин Мацуев предложил в ответ четыре исполнения на бис. Никогда не скупящийся на бисы Мацуев сыграл «Музыкальную табакерку» Лядова и два этюда Сибелиуса и Скрябина. Четвёртым была собственная аранжировка Дюка Элингтона. Каким-то образом можно было услышать в ней Тедди Вилсона, Эррола Гарнера и Арта Татума, играющими на клавиатуре одного рояля, умножая свою виртуозность многократно, обогащая исполнение мастерством пальцев солиста и вписываясь при этом в композицию Take The A Train.
Даже Дюк Эллингтон, человек сдержанный в проявлении чувств, был бы - как все мы там – ошеломлён.
Гарри Рольник
« назад